Русские в Японии неосознанно, повинуясь тонкому внутреннему чутью, выбирают для посещения те места, которые японцы по самым разным причинам стараются обходить стороной.

Вот и в этот раз членов нашей официальной делегации неизвестно чьим промыслом занесло в бар, где кроме нас и бармена были только представители другой делегации – человек пять «товарищей бандитов» из Кобэ.

«О, русские – это круто!», - естественная реакция на наше посещение быстро трансформировалась из вербальной в наливальную. Первой, а для многих и единственной, фразой из японского языка, навсегда запавшей в память моих коллег, стал боевой клич «Биру-о кудасай!» - «Пожалуйста, пива!». Им они отвечали на приветствия девушке на «фронте», им подзывали официанток, им благодарили, им здоровались. Что интересно – японцы, исходя из контекста, прекрасно понимали их. А в ту ночь перевод не требовался вообще. Пиво, сакэ и виски быстро скрепили кроссультурные коммуникации между представителями японского и русского народов, что вскоре начался живой обмен впечатлениями.

«В Москве очень холодно? Нет?! Странно… А вы все живете на Камчатке?», - стандартные вопросы и реплики сыпались одни за другим, но вот, когда количество выпитого достигло критической отметки, бригадир проявил особую заботу о нашей культурной программы и отступил от шаблона.

«На цветение сакуры успели? Нет?! Да как же вы теперь будете, без сакуры-то? Ма-а, нехорошо это. Быть в Киото и не увидеть сакуру – нехорошо…». На наши робкие возражения, что отдельные деревья мы все-таки успели зафиксировать, бригадир и ухом не повел. Упершись кулаком в бедро, он ссутулился на стуле, вызывая в памяти картины, изображавшие Кутузова на совете в Филях. Впрочем, скоро стало ясно, что это и была наигранная картинность, потому что через секунду он распрямился, встал и энергичным гребком ладони сверху вниз подозвал рядового бойца.

«Хотите сакуру посмотреть? Цветущую?», - спросил бригадир. «Да кто ж не хочет?», - захотелось еще добавить «барин», но наши сдержались. «Смотрите!», - бригадир хлопнул парня по спине, бросив ему короткое лающее приказание. Младший бандит резким движением задрал до подбородка свою футболку и… сакура зацвела.

Корни ее уходили парню куда-то в глубь штанов. Мощный ствол делил не обремененный тренировками, но плоский живот на две равные половины. А на широкой впалой груди, разбросав ветви от плеча до плеча и даже слегка щекоча листвою подмышки, розовела она – сакура.

Роскошная татуировка изображала любимое дерево самураев в пору цветения. Тщательно вытатуированные лепестки были пропитаны чернилами нежно-розового цвета, редкие светло-зеленые листочки не давали слиться им друг с другом, создавая картину сложного, причудливого плетения, фоном которой была бледная серовато-желтая кожа молодого якудзы. Цветочки были разного размера и едва заметно различались оттенками розового.

Парень поежился от прохладного ветерка, и по коже пообедали мурашки. Сакура зашевелилась… «Блин, сейчас осыпаться начнет», - шепнул в тишине один из наших. Звук его голоса прервал установившуюся, как оказалось, тишину, и сразу все пропало. «Ёссь!», - хлопнул по спине парня бригадир. Тот опустил футболку, и все вернулись к своим местам.

Тост звучал за тостом, пиво текло рекой, но шевелящаяся под прохладным ветром сакура еще долго стояла в глазах. Все-таки успели…