Сегодня – ровно год со смерти моего замечательного друга. Актриса и автор пьес Кёко Кисида (Kyoko Kishida) скончалась 17 декабря 2006 года, и Япония потеряла не только изумительную королеву сцены, но также безмерный творческий дух и источник вдохновения молодых актеров.

В первый раз я увидел ее в фильме Хироси Тесигахары 1964 года «Suna no Onna» («Женщина в дюнах»). Тогда я жил в Лос-Анджелесе и по какой-то причине - хотя в те дни я не знал ничего о Японии - я сходил, чтобы увидеть его. Сцена, в которой женщина счищала песок со своего обнаженного тела, была, мягко говоря, самой волнующей, и, с тех пор, я тайно влюбился в нее - даже не мечтая, что когда-нибудь окажусь в Японии и не только встречусь с ней, но буду ее режиссером.

После этого я видел ее во множестве фильмов, и ее актерский диапазон был ошеломляющим. В некоторые сцены она приносила легкость, заразительное легкомыслие; в другие - в высшей степени концентрированную ярость. Я никогда не забуду ее потрясающую, легкую улыбку, когда, стоя за прилавком, она предлагала напитки Дайскэ Като (Daisuke Kato) в фильме Ясудзиро Одзу (Yasujiro Ozu), «Sanma no Aji» («Осенний день», 1962). Из всех западных актрис на нее, наверно, больше всех была похожа Жанна Моро.

Поэт Сюнтаро Таникава (Shuntaro Tanikawa) представил меня Кёко в 1983 году, и я попросил ее сыграть мисс Джули в адаптации пьесы Августа Стриндберга «Мисс Джули», которую я называл «Джулия». Она любезно приняла мое предложение, понятия не имея, каким я был режиссером.

В известной мере, это указывало на ее взгляд на свою профессию. Отец Кёко, Кунио Кисида (Kunio Kishida), один из самых известных драматургов современной Японии, был основателем Театра Бунгакудза (Bungakuza). Она пришла в Бунгакудзу и появилась на его сцене в 1950 году. Но она посчитала его слишком консервативным, и в 1963 году вместе с Хироси Акутагавой (Hiroshi Akutagawa) и Цутому Ямадзаки (Tsutomu Yamazaki) сформировала новую труппу, которую они назвали «Кумо» («Kumo»). Затем, в 1975, Кёко вместе с другими актерами основали труппу «Эн» («En»), в которой она работала до конца своих дней.

Культурные и социальные перемены

Почему то, что она приняла меня как режиссера в «Эн» для постановки Стриндберга в 1984 году, показывает ее отношение к актерской профессии? В сущности, она старалась сохранить современный театр на переднем плане культурных и социальных перемен в Японии - и чтобы сделать это, приходится рисковать. Я думаю, что я был частью этого риска.

За свою карьеру Кёко участвовала во многих экспериментальных пьесах, например из таких стран, как Польша, которая не была на карте основного японского репертуара (вторая пьеса с ее участием, в которой я режиссировал, была написана польским драматургом С.И. Виткевичем).

У меня осталось множество воспоминаний о наших встречах и нашем сотрудничестве за эти годы. На репетициях она была кропотливым экспериментатором, и я хорошо помню один прогон «Джулии», в котором, подождав довольно долго, я остановил действие. Мы посовещались, и я предположил, что наш подход к характеру ее персонажа, возможно, не приведет нас ни к чему плодотворному.

«Все-таки», - сказала она, бросив на меня свой упрямый взгляд. - «Я буду продолжать. Я должна попробовать все, Роджер!»

После нашей премьеры «Джулии» в Театре Хаюдза в Роппонги, я вышел за кулисы с орхидеей в горшке для нее. Она посмотрела на меня в зеркале, поскольку я стоял позади нее, затем встала и обернулась.

«Это - такая же орхидея, - сказала она, со слезами в глазах, - которую подарил мне Юкио Мисима на премьере его спектакля «Саломея»«.

Она была одной из любимых актрис Мисимы.