Мне кажется, Леонид Млечин выгодно отличался от многих своих коллег-журналистов профессиональным подходом к японской теме.

Увы, таковы реалии сегодняшней журналистики - даже хорошие специалисты-международники, когда говорят о Японии, путаются в именах и фактах, скатываются до уровня уличных суждений, не чувствуя себя обязанными хоть немного ознакомиться с материалом, прежде чем выдавать в эфир ту или иную информацию. Еще до знакомства с этим человеком я заметил: по тому, как Млечин говорит о Японии, понятно - он «в теме». Оказалось, что еще до своего появления на телеэкране он был известен любителям приключенческих романов как автор детективов на экзотическую японскую тему. Я тогда тех детективов не читал и поэтому такой поворот событий стал для меня открытием.

— Леонид Михайлович, пора, наверное, раскрыть тайну Вашей осведомленности в японских делах.

— Никакой тайны нет. К тому же, я не могу назвать себя японистом, хотя действительно долгие годы жизни посвятил изучению этой страны, языка и до сих пор очень внимательно слежу за всем, что касается Японии. Это несмотря на то, что начало моей журналистской карьеры никак не предвещало увлечения Дальним Востоком. Даже наоборот: я вырос в семье, где очень хорошо знали европейскую историю и культуру. Моя мама — профессиональный германист, и я, скорее всего, тоже занимался бы Германией и немецкой литературой, но… Занимаясь на факультете журналистики МГУ, я совершенно случайно попал в группу, которая должна была изучать японский язык. Япония захватила меня целиком, и я, еще ни разу к тому времени не побывав в этой стране, уже начал писать на японскую тему.

— Говорят, что и стиль, который Вы выбрали для первых публикаций был совсем не журналистский. Это действительно так?

— Да, я немало удивил своих знакомых, написав детектив «Хризантема» пока не расцвела». Это была книга о политическом терроризме, о попытке правого переворота в Японии. Попытке, конечно, вымышленной, на то и детектив, но с использованием некоторых реальных случаев, имевших место в этой стране в 70-х годах. Журнал «Знамя» напечатал повесть в двух своих номерах, что было для меня очень приятно, но оказалось, что повесть прочитали и на Дальнем Востоке. Я был изрядно удивлен, когда получил из Японии посылку с японским изданием «Хризантемы…». Отзывы, конечно, были разные, но многие из них, как и переводы на японский язык, например, вот этот, сделанный «Санкэй симбун», я бережно храню до сих пор. Позже появились новые книги — «В тени храма Ясукуни», «Старик в черном кимоно» и некоторые другие. Впрочем, основной моей работой по-прежнему оставалась и остается журналистика. А с 1980 года, когда я впервые попал в Японию, у меня появилась возможность удовлетворить свой профессиональный и человеческий интерес более полно.

— Попав в Японию впервые, Вы не испытали разочарования? Не было ощущения, что это не та страна, которую Вы представляли себе?

— Ни в коем случае. Япония — самая удивительная страна в мире. Увидев ее, я потом уже ничему не удивлялся: нет такой страны, в которой было бы что-то, чего нет в Японии. Она стала для меня своеобразным критерием в восприятии мира. Позже я бывал во многих странах Европы, в Америке, в Азии, но все это уступает, по моему мнению, в яркости впечатлений от Японии. Даже Китай. Я объясню, в чем тут дело. В Японии, в отличие от всего остального мира, есть все и сразу: невероятный полет технологии, как, например, где-нибудь в Нью-Йорке, и абсолютная, ни с чем не сравнимая экзотика Дальнего Востока; европейская чистота и сугубо восточная организованность, традиционность и, одновременно, потрясающее обилие новомодных бунтарских течений и культов. Там все переплелось настолько органично, что аналогов в мире просто нет. И даже в самой первой поездке в Японию я чувствовал себя там очень хорошо и комфортно.